Russisch Geist

Продолжаю смотреть проект британского телевидения о национальных кинематографиях. На этот раз под руку попалась "История русского кино от Сергея Сельянова". У британцев за всё отвечал Фрирз, у японцев Осима, у французов Годар, у американцев Скорсезе, у нас - Сельянов. Дело тут не в том, кто лучше, кто хуже, а в том, что первые четверо - плоть от плоти режиссёры, Сельянов же (при всей небезынтересности "Дня ангела" и "Духова дня") прежде всего продюсер. Отчего так вышло - не ясно. Но как случилось, так и случилось.

Фильм называется "Русская идея", и представляет собой 50-минутный видеоряд из советской киноклассики 20-40-х гг. (Эйзенштейн, Вертов, Пудовкин, Довженко, Барнет и др.) в закадровом сопровождении Алексея Васильевича Петренко, читающего выдержки из "Русской идеи" Н.А. Бердяева. В итоге имеем любопытное кино-эссе о становлении самосознания советского человека посредством разрушения "буржуазного" имперского мировоззрения. Не понятно только одно: как это всё соотносится с проектом "История русского кино", поскольку даже о положении дел в 20-40-х гг. картина создаёт самое поверхностное представление (поскольку автор перед собой, очевидно, такой задачи и не ставил). Сельянов сделал фильм о чём угодно (хотя ответ на поверхности, фильм о Русской идеи, которую все ищут, но никак не найдут), но только не о том, о чём его видимо просили. Если просили.

Если исходить из того простого допущения, что данный проект преследует просветительские цели, то с легкостью можно представить ужас иностранных киноманов, решивших узнать о русском-советском кино более подробно. Цитаты из Н.А. Бердяева это прекрасно (хотя всегда лучше взять книгу и прочитать, бердяевский слог остроумен, утончен и снайперски точен), но что из себя представлял советский кинематограф из данной картины совершенно непонятно.

Черный бумер

"Однажды мне довелось быть на кинофестивале в Берлине, и я приехал туда очень легко одетым. В тот же вечер мне предстояло возвращаться домой; я ехал на небольшом "BMW", взятом напрокат. Внезапно начался снежный буран, и автомобиль увяз в снегу. В первый раз это произошло в Западном Берлине, но мне удалось вывести машину, и я продолжил свой путь транзитом через Восточный Берлин и Восточную Германию. Вдруг вижу впереди полицейское заграждение и даю по тормозам. Но на дороге гололед, так что машину заносит, и в конце концов она увязает в огромном сугробе. Полицейские подходят ко мне и выписывают штраф, поскольку мой маневр показался им чересчур опасным. Сумма была ощутимая, но они "пошли мне навстречу", предложив заплатить западными дойчмарками.

Так я и стоял на дороге под снегом в своем тоненьком костюмчике. Своими силами вывести машину на дорогу представлялось совершенно невозможным. Так что я спросил, есть ли у них телефон экстренной связи, по которому я мог бы позвонить. Да, это можно. Однако полицейские не рекомендовали мне этого делать, потому что понадобится не меньше трех суток, прежде чем за мной приедет эвакуатор. "Что же мне делать? — спросил я. — Я могу пойти на какую-нибудь ближайшую ферму и попросить приютить меня?" — "Разумеется", — ответили мне. Но если я это сделаю, они вынуждены будут меня арестовать, потому что у меня только транзитная виза. Моя ситуация — не их проблема. К счастью. Так что я сел в машину и стал ждать, они тоже сели в машину и стали ждать, а мимо по скоростной трассе один за другим пролетали "мерседесы".

Снег все падал и падал, становилось все темнее. Наконец я пошел к полицейским и спросил, нет ли у них случайно лопаты. У них случайно оказался небольшой совочек, и они любезно мне его одолжили. Так что я около часу пролежал на снегу в своем тоненьком костюме, выкапывая автомобиль. Я насквозь промерз, и мне пришлось самому пытаться вывести машину из сугроба. Без всякой помощи. Впрочем, нет. Один из полицейских предложил мне помочь, если я соглашусь подписать бумагу о том, что "Лада" лучше, чем "BMW". Я отказался." Ларс фон Триер. Интервью, СПб., 2008. С.183-184